Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Это ошибка: нам везет, — сказал Котовский. — Вот сам подумай, что бы было, если бы не сидел здесь, со мной, не рассказывал сказки про золото и бриллианты — лучше друзья тех, кто их умеет хранить, а валялся на ринге в нокауте? Голова — болит, руки-ноги — парализованы, и за всё это не предполагается никаких премий, нет даже выходного пособия.

— Нет, бывают случаи, когда договариваются. Если ты выиграешь, то мне все равно сорок-то процентов отдадут за это избиение, — сказал Пархоменко.

— А мне тогда чего?

— Чего тебе, мало?

— Дак, естественно. В случае проигрыша скажешь, куда дел мол большой Бриллиант Сириус.

— Я не брал.

— Брал, брал, ибо сказано: если не ты, то кто? Больше некому.

— Тогда другая альтернатива, — сказал Парик: — Это наоборот был мой брилик, а ты, да, я теперь вспомнил, ты его у меня и украл.

— Да ты уже перепил, парень, пора, брат, пора тебя лезть на ринг.

Как хговорится: пахать подано — ваша очередь трахаться. Иди, иди, она тебя трахнет, — и Котовский подтолкнул падающего уже с ног друга вперед:

— К славе. Кто был на ринге они и не видели, так только по логике рассудили:

— Кто-то должен быть.

Щепка как раз пошла на Болевой из Стойки. Но какой-то дурак крикнул из зала:

— Болевые из Стойки запрещены, ибо не русский беспредел, а японское дзюдо, возможно, как плюс еще английский бокс, но не мешать же с первым и вторым еще и третье. Я бы этого не понял, — добавил он. Это был Махно, но по своему обыкновению в женском платье, как лучшем способе маскировки, если позволяет личность. Он не мог допустить, чтобы какая-то Питербурхская Актриска переиграла его любовницу и шпионку Нику Ович. А она ее действительно переигрывала.

Более того, некоторые даже кричали иногда из зала:

— Играет, как кошка с собакой. — И даже:

— Как хитрая кошка с глупой собакой. — Более того:

— Как хитрая и злая кошка с тупой и добродушной собакой, не понимающей своей огромной силы.

— Разбудите, наконец, судью, — рявкнул Амер-Нази, она сломает ей руку.

— Наконец ты додумался сказать своё слово, — сказала Агафья.

— Это было надо сказать пять минут назад, — добавил и Оди.

— Так давно? — даже удивился Нази. Но Лева Задов сам уже это понял, и стоял с чашкой горячего дымящегося кофе, но пока что не на ринге, а рядом, и поглядывал, чуть пригнувшись из-под нижнего каната, как бывало делал Георгий Вицин, пытаясь выполнить сразу две задачи:

— И спрятаться, и показать себя, прикрывшись веточкой. — В том смысле, что предъявлял претензию не только на первое место, но и на второе, а именно:

— Я не только Адам, о чем все знают, но и Ева, напрасно претендующая на личность. — Душу. А какая у нее душа? Так только:

— Футбол, борьба да бокс, — а больше-то ничего нет — Трахаться? И то надо уговаривать.

— А нам это надо? — спросил Котовский Пархоменко, забыв, что друг уже ушел в поход к рингу.

— Стоп, стоп! — сказал громко Лева Задов, — так долго нельзя ломать ей руку, — и полез под канатом на ринг. Но сделать это оказалось не так просто.

— Че, пузо мешает! — крикнула одна приятная девушка из зала.

Некоторые, пожалуй, даже многие засмеялись. Из-за этих аплодисментов Лева слишком наклонил чашку, и кофе пролилось на ринг. Он допил последний глоток, и рявкнул:

— Меня никто не подсадит? Агафья хотела ему помочь, как забытая уже Майно жена, но Амер-Нази не разрешил:

— Ты что?!

— А что?

— Ничего да… да… да я лучше сам тобой займусь вплотную.

— Оди, ты свидетель, он сказал, — и Агафья так хлопнула Амера по спине, что даже дым пошел, хотя все понимали: это просто пыль.

— Откуда столько пыли? — удивился главный судья, — я иво только что купил.

— Не думаю, — сказал мудрый Одиссей, — подарили, скорее всего.

— А разница? — удивился Нази. — Или вы считаете, что могли подарить старый фрак. — И даже не поставил знак вопроса. — Ну, я встречу того духа!

— Забыл, кто подарил?

— Ты что ли?

— Я барахло не дарю.

— Хорошо, подаришь мне…

— Сына или дочь, или обоих вместе?

— Подаришь мне Бриллиант Сириус — женюсь. Одиссей схватился за сердце, а Агафья прямо-таки упала со стула.

— Вы что испугались, я не понял?

— Так он же ж был у тебя, — сказала Агафья, — как сказал бы незабвенный Василий Аксенов, обратившись к Чехову по поводу пропавшей во время секса с Дамой собачки.

— Он шутил, — наконец со вздохом сказал Одиссей.

— Нет, я с собой никогда не шучу. Но Нази не стал пока заострять ситуацию, понадеявшись от страха, что:

— Конечно найдется.

Пархоменко вылез на ринг, столкнулся с Левой Задовым и провел ему Подхват. Зачем, спрашивается? И что удивительно, он ответил:

— Я хотел размяться перед боем. Лева хотел сказать, что больше никого судить не будет, и добавил, что наконец нашелся повод жить по Библии. Но тут же передумал, ибо:

— А на что жить? — Пахать и сеять уже не удастся, ибо, ибо:

— Инопланетяне прилетели — каки тут сеялки-веялки? — И так всё будет хорошо. Или — что то же самое — никогда все равно уже не будет. Лева полез на Пархоменко, а Нику и Щепку секунданты пока откачивали в углу.

— Она мне сломала руку, — пожаловалась Ника Фраю. На что он ответил:

— Че-то я забыл: ты у меня стажировалась? Она ответила устало:

— Прости, но теперь я уже ничего не помню.

— Тебе делали болевой на что, на голову?

— Нет, на руку, она же ж как-то связана с памятью. И знаешь почему? У меня руки и ноги думают сами. И, между прочим, не только.

— Что не только?

— Не только руки и ноги, но и вот это, — она приставила локоть к животу.

— Тебе на эту руку делали болевой?

— Да.

— Значит прошла уже?

— Та не, болит и очень. Это сука, скорее всего Инопланетянка с Альфы. Другую я бы давно уложила сама.

— Хочешь, я выйду вместо тебя и уложу ее? — спросил секундант.

— Давай, если разрешат, а я пока посужу.

— Како посужу? Я был секундантом.

— Ну, хорошо по… по… посмотрю просто. И в итоге вышел Вильям Фрей и Пархоменко. Они узнали друг друга, как только бросили друг друга по два раза.

— Это ты?

— Нет. И знаешь почему?

Но пока что место было занято. Какая-то девушка уже не в первый, кажется, раз вмешалась в ход непрерывного действия. Она разнимала Леву Задова и Парика, который хотя и был пьяным, но раз за разом бросал и бросал толстопузого судью, а Щепка сидела в кресле и читала своего Шекспира, которого принес ей Дэн, а секундант этого Белого угла Сонька пыталась ей мешать, дождалась:

— Шекспир пошел по назначению. — И именно в голову Соньке. Именно В, имеется в виду, торцом толстого тома. Наблюдавший эту схватку литературы и приставания в надежде неизвестно на что Одиссей предсказал:

— Это может быть очередной схваткой.

— Вряд ли, — сказал Нази. — Там, видите, и так уже очередь.

— Я и говорю, что эти на очереди, — ответил остроумный Оди. А Сонька, между прочим, подошла к судейскому столу и сказала с заплаканными глазами:

— Так можно делать?

— Как? — спросила Агафья.

— Ну, она же ж избила меня Шекспиром.

— Если без мата, то у нас нет такой статьи, чтобы ее снимать с соревнований.

— А это очень хорошо, потому что я прошу записать меня в очередь на эту неблагодарную Инопланетянку.

— Вы уверены, что она с Альфы?

— Вот и проверим, — ответила Сонька, и пошла назад, на свое место у ринга, но Щепки там уже не было. Пархоменко избил Леву Задова и принялся за Нина по кличке Фрей.

Секундантом у Фрея была Ника с недоломанной рукой, а у Пахоменко избитый до полусмерти Задов. И Сонька сказала:

— Тогда я буду судьей. Амер-Нази посмотрел на своих судей, и они кивнули. Хотя разве так можно делать? И эту мысль как раз подтвердила девушка, которая до этого разнимала Леву и Парика.

— Я буду судьей, — сказала она, или пожалуйста, бой.

— Это не чемпионат самой Альфы Центавра, — сказал один из судей за столом, — у нас только один ринг.

— Я могу и без ринга. Соньке показалось, что она где-то видела эту торфушку. Она не стала даже просить перчатки, а так, как раньше в городе Ландоне:

— Намотав на костяшки пальцев манжет спортивного свитера, ударила ее в лоб. — Но лоб, как известно, самая твердая часть тела, если бить в него практически голой лапой. — Фекла, как звали эту достойную леди, была уже женой одного из присутствующих здесь джентльменов. Сонька Золотая Ручка открыла рот, но после удара — нет, не забыла, что хотела сказать, а просто на-просто вообще всё забыла.

Кроме одного:

— Так не делается. — Но поздно ее положили рядом с другими выбывшими из соревнований бойцами. Как-то:

— Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно: